Для эффективной борьбы с терроризмом в первую очередь требуется объективное научное знание, адекватное понимание природы этого явления. Современной культуре недостает политической грамотности в отношении терроризма, что в свою очередь затрудняет осознание правильных мер и способов профилактики в области духовной и нравственной. К настоящему времени в современном языке это слово так обросло всевозможными смыслами как научно-верифицированными, так и обыденными, что потеряло необходимую ясность. Хотелось бы сосредоточить внимание на нескольких узловых проблемах, препятствующих адекватному пониманию феномена терроризма в современном обществе, а соответственно, и грамотной профилактике этого явления в плане духовном и нравственном.
Итак, первая проблема – расплывчатость понятия. Это характерно, в первую очередь, для понимания этого специального термина в обыденном сознании, которое ассоциирует терроризм с любым устрашением, запугиванием. Научное сознание рассматривает терроризм более точно, как специфический метод вооруженной политической борьбы вместе с сопутствующим ей обрамлением: идеологией, социальной организацией, техникой и средствами исполнения террористических актов. Но и научный подход часто не свободен от этого недостатка. Поскольку основополагающим признаком терроризма считается целенаправленное устрашение (само слово имеет латинское происхождение, его корень terror– страх, ужас), часто его сущность сводится к одной характеристике. Действительно, терроризм можно определить какстратегию психологического устрашения систематическим насилием, используемую автономными оппозиционными организациями, объективно более слабыми по отношению к своему врагу (поэтому его часто именуют «оружием слабых»). Однако, делая акцент на этой стороне террористической борьбы, ученые часто определяют терроризм слишком широко – до размытия смысловых границ между более общими категориями насилия, агрессии и более узким термином «терроризм». В наши дни принято говорить о таких видах терроризма как бытовом, информационном, экономическом и т.д. Д.В. Ольшанский в своей фундаментальной монографии «Психология терроризма» среди различных видов последнего выделяет социальный (бытовой) терроризм – «повседневное запугивание, с которым мы сталкиваемся на улице, в доме, в бытовом общении» (имеется в виду уличная преступность, банды «скинхедов», рэкетиры и т.д.). В научной литературе можно встретить термин «индивидуальное терроризирование» для обозначения запугивания, психологического давления одного лица по отношению к другому (терроризм на межличностном уровне). В соответствии с таким определением, любое суровое психологическое давление, даже необоснованная строгость родителей к ребенку может считаться терроризированием. А это очевидный абсурд. Похожая ситуация складывается вокруг смысла понятия «экономического терроризма», к которому иногда относят подрывные действия в области финансовой системы, дискриминационные действия в отношении конкурентов, и даже незаконное подстрекательство на пикеты и забастовки.
В вышеприведенных примерах терроризм неудачно смешивается с другими правонарушениями, несущими устрашающий (в случае с экономическим терроризмом – подрывной) характер, или отождествляется с психологическим давлением. В действительности далеко не любое психологическое давление и запугивание есть терроризм. Не менее важно провести грань междутерроризмом и криминальным насилием как качественно разными явлениями.Для того чтобы излечить болезнь, нужно поставить точный диагноз. А потом прописать нужные для конкретного случая лекарства. Терроризм и криминал – это разные диагнозы. Они олицетворяют собой разные духовные и социальные болезни общества. Первое – насилие политическое. Второе – исходящее исключительно из корыстных мотивов. Первое – идеологически обоснованная агрессия, второе – безыдейное, прагматическое преступление. В сравнении с чисто уголовным насилием становится ясным тот факт, что терроризм – это гораздо более сложная и трудно диагностируемая болезнь общества, нежели чем криминал.
Из-за принципиального неразличения терроризма и криминала рождаетсявторая проблема – примитивизация личности террориста. В основном упрощенный образ террориста присутствует в обыденном сознании и публикациях, не отличающихся научной корректностью. В науке давно признана сложность феномена террористического насилия и противоречивость натур тех, кто вовлечен в терроризм. К сожалению, житейские стереотипы разделяют многие государственные лица, что отражается на политике в области противодействия терроризму. Проблема заключается в том, что многие террористы представляют собой психически полностью здоровых, образованных и умственно развитых людей.
Классический русский террорист XIX– начала XXвеков – убежденный народник-революционер. Что это за тип личности? Это идеалистически настроенный интеллигент, человек, как правило, с развитым нравственным чувством, зачастую богато одаренный талантами. К примеру, один из организаторов и самых последовательных идеологов террористической партии «Народная воля», уничтожившей самого либерального царя Александра II, был Н.А. Морозов – революционер, переживший 25-летнюю каторгу в Петропавловской крепости и Шлиссельбурге (где овладел 11 языками и изучил множество научных трудов), впоследствии профессор и почетный академик АН СССР.
Многие террористы-смертники Палестины, особенно женщины –представители среднего класса с более высоким уровнем образования, подававшие надежды в профессиональном и творческом плане. Однако из-за стечения обстоятельств и непростой социально-этической мотивации (здесь присутствует и мотив борьбы за права своего народа, и влияние пропаганды радикальной «культуры мученичества», и личные мотивы, вплетенные в социокультурный контекст) они выбрали путь «мученичества».
Встает вопрос, что же толкало подобных людей на преступные деяния? И здесь мы возвращаемся к констатации сложности причин и запутанности мотивации терроризма. В качестве предварительного вывода можно заключить, что терроризм в ряде случаев скорее дьявольское искушение для людей идеалистически настроенных с обостренным чувством справедливости. Окольным путем, оправдывая насилие во имя самых лучших побуждений, терроризм подменяет истинное понимание справедливости и добра на ложные идеалы.
Теперь рассмотрим ситуацию намеренно ошибочного употребления термина, которое оказывает значительное влияние на тот образ современного террориста, который складывается в массовом сознании.Третьей проблемой для нас будет понятие «терроризма» как орудия идеологической манипуляции. В подобном значении термин «терроризм» эффективно использовался во внешней политике США, объявивших после событий 11 сентября 2001 ответную «войну с терроризмом». В действительности эта война обернулась открытой военной агрессией против ряда государств Ближнего и Среднего Востока. Под лицемерными лозунгами справедливой борьбы, таким образом, преследовались геополитические интересы западной политической и экономической элиты. Сейчас мы наблюдаем поворот в геополитической концепции управления остальным миром от «войны с международным терроризмом» к «демократизации» государств «Большого Ближнего Востока», что уже предполагает союз с религиозно-политическими экстремистами и предоставление им полной свободы действий, что приведет скорее не к управляемому хаосу, а непредсказуемой дестабилизации всего региона и рано или поздно вернется сокрушительным бумерангом в сторону западной цивилизации.
Для того чтобы борьба с терроризмом не превращалась в манипуляцию общественным сознанием или погоню за фантомами, следует возвратить самому термину научную строгость и понимать, что за реальным терроризмом всегда стоят объективные проблемы социального, политического, культурного и даже духовного плана, которые и следует решать с целью предотвращения этого разрушительного явления.
Чудинов С.И., к.филос.н., доц. кафедры философии
Новосибирского государственного архитектурно-строительного университета (Сибстрин)
